Джон Грин - Ошибки наших звезд[любительский перевод]

— У нее есть титьки, — сказал другой.

— Да правда что-ли?

— Зачем тебе это? — спросил первый, показывая на кислородный баллон.

— Помогает мне дышать, — сказала я. — Гас проснулся?

— Нет, он спит.

— Он умирает, — сказал другой.

— Он умирает, — подтвердил третий, внезапно серьезный. На какое-то время стало тихо, и я задумалась, что мне следует сказать, но потом один из них пнул другого, и они снова побежали наперегонки, завалив друг друга в потасовку, которая переместилась в сторону кухни.

Я пошла к родителям Гаса в гостиную и познакомилась с его зятьями, Крисом и Дейвом.

Я не очень хорошо знала его сводных сестер, но они обе все равно меня обняли. Джули сидела на краю кровати, говоря со спящим Гасом абсолютно так же, как она бы говорила маленькому ребенку, что он просто прелесть: «Ох, Гасси-Гасси, наш маленький Гасси». Наш Гасси? Они его что, приобрели?

— Как жизнь, Август? — сказала я, пытаясь изобразить должное поведение.

— Наш прекрасный Гасси, — сказала Марта, наклоняясь к нему. Я задумалась, а спит ли он вообще, или просто не убирает палец с кнопки подачи обезболивающего, чтобы избежать Атаки сестер с благими намерениями.

Он проснулся через какое-то время, и первым, что он сказал, было «Хейзел», и, должна признать, это сделало меня каким-то образом счастливой, вроде как я тоже стала частью его семьи.

— На улицу, — тихо сказал он. — Можем пойти?

Мы пошли, его мама толкала кресло-каталку, а сестры, зятья, папа, племянники и я плелись рядом. День был облачный, безветренный и жаркий, приближающееся лето давало о себе знать. На нем была темно-синяя футболка с длинным рукавом и флисовые штаны. По какой-то причине он постоянно мерз. Он захотел пить, так что его папа вернулся в дом и принес ему стакан.

Марта попыталась вовлечь Гаса в разговор, присев на колени рядом с ним и говоря:

— У тебя всегда были такие красивые глаза. — Он слегка кивнул.

Один из мужей положил руку на его плечо и сказал:

— Как тебе на свежем воздухе? — Гас пожал плечами.

— Хочешь лекарство? — спросила его мама, присоединяясь к кругу присевших возле него. Я отошла на шаг назад, смотря на племянников, прорвавшихся через клумбу на клочок травы на заднем дворе. Они мгновенно начали игру, которая включала бросание друг друга на землю.

— Дети! — почти закричала Джули. — Я могу только надеяться, — сказала она, поворачиваясь к Гасу, — что они вырастут в думающих, интеллектуальных молодых людей, одним из которых ты стал.

Я подавила в себе желание изобразить, что меня тошнит.

— Он не такой уж и умный, — сказала я Джули.

— Она права. Просто обычно по-настоящему красивые люди тупые, так что я превосхожу все ожидания.

— Точно, в основном это его сексуальность, — сказала я.

— Она может быть ослепительной, — сказал он.

— Она даже ослепила нашего друга Айзека, — скаала я.

— Это ужасная трагедия. Но могу ли я справиться с собственной убийственной красотой?

— Не можешь.

— Это прекрасное лицо — мое бремя.

— Не говоря уже о твоем теле.

— Серьезно, даже не напоминай мне о моей идеальной форме. Ты не хочешь видеть меня обнаженным, Дейв. Хейзел Грейс чуть не задохнулась, когда это увидела, — сказал он, кивая в сторону кислородного баллона.

— Ладно, хватит, — сказал папа Гаса, а потом вдруг из ниоткуда положил руку мне на плечо, поцеловал мои волосы и прошептал: «Я каждый день благодарю за тебя Господа, дитя».

В общем, это был последний хороший день с Гасом до Последнего хорошего дня.

Одним из наименее хреновых сборищ для детей с раком была конвенция Последний хороший день, где жертва рака обнаруживает на несколько часов, что непрерывный уклон внезапно распрямился, что боль на какое-то время становится выносимой. Проблема, конечно, заключается в том, что невозможно никак узнать, что твой последний хороший день — Последний хороший день. До самого конца это просто еще один хороший день.

Я сделала себе выходной от посещения Августа, потому что сама не очень хорошо себя чувствовала: ничего особенного, просто устала. Это был ленивый день, и когда Август позвонил около пяти вечера, я уже была прицеплена к БИПАПу, который мы перетащили в гостиную, чтобы я могла смотреть телик с мамой и папой.

«Привет, Август», — сказала я.

Он ответил голосом, в который я влюбилась:

«Добрый вечер, Хейзел Грейс. Как думаешь, ты сможешь быть в Буквальном сердце Иисуса около восьми вечера?»

«Эээ, да?»

«Отлично. Также, если тебе не сложно, подготовь, пожалуйста, прощальную речь».

«Хм», — сказала я.

«Я люблю тебя», — сказал он.

«И я тебя», — ответила я. Затем телефон отключился.

— Ээм, — сказала я. — Мне нужно пойти в Группу поддержки в восемь. Экстренное собрание.

Мама отключила звук телевизора.

— Все в порядке?

Я секунду смотрела на нее, приподняв брови.

— Полагаю, это риторический вопрос.

— Но почему…

— Потому что я зачем-то нужна Гасу. Все нормально. Я поведу. — Я повозилась с БИПАПом, чтобы мама помогла мне его отключить, но она не стала.

— Хейзел, — сказала она, — мы с папой считаем, что мы едва ли видим тебя последнее время.

— Особенно те из нас, кто работает всю неделю, — сказал папа.

— Я нужна ему, — сказала я, наконец отключив БИПАП самостоятельно.

— Нам ты тоже нужна, детка, — сказал папа. Он взял меня за руку, будто я была двухлетним ребенком, готовым рвануть на улицу, и крепко обхватил запястье.

— Ну, так подхвати неизлечимую болезнь, пап, и я буду больше оставаться дома.

— Хейзел, — сказала мама.

— Это ты не хотела, чтобы я была домоседкой, — сказала я ей. Папа все еще не отпускал мою руку. — А теперь ты хочешь, чтобы он поскорее умер, чтобы я снова оказалась привязана к этому месту и позволила тебе обо мне заботиться, как было всегда. Но мне это не нужно, мам. Ты не нужна мне так, как раньше. Это тебе нужно начать жить.

— Хейзел! — сказал папа, сильнее сжимая мою руку. — Извинись перед матерью.

Я дернула руку, но он не отпускал, а я не могла вставить канюлю одной рукой. Я была в ярости. Все, чего я хотела, это старой доброй Подростковой забастовки, когда я с топотом вылетаю из комнаты, и хлопаю дверью в спальне, и включаю The Hectic Glow, и яростно пишу прощальную речь. Но я не могла так сделать, потому что, черт возьми, я дышать не могла.

— Канюля, — всхлипнула я. — Мне нужна канюля.

Папа мгновенно отпустил меня и бросился подсоединять к кислороду. Я видела вину в его глазах, но он все еще злился.

— Хейзел, извинись перед матерью.

— Ладно, прости меня, просто дай мне туда пойти.

Они ничего не сказали. Мама просто сидела, сложив руки и не смотря на меня. Через какое-то время я встала и пошла в свою комнату, чтобы написать об Августе.

И мама, и папа несколько раз пытались стучать в дверь и все такое, но я просто говорила им, что занимаюсь важным делом. Прошла целая вечность, прежде чем я поняла, что же я хочу сказать, и даже тогда я не была этим вполне довольна. Перед тем, как я технически закончила, я заметила, что на часах 19:40, а это значило, что я опоздаю, даже если не буду переодеваться, так что я осталась в голубых хлопковых пижамных штанах, тапочках и баскетбольной футболке Гаса.

Я вышла из комнаты и попыталась пройти мимо родителей, но папа сказал:

— Ты не можешь выйти из дома без разрешения.

— Господи, папа. Он хотел, что я написала для него прощальную речь, понимаешь? Я буду дома каждый. Чертов. Вечер. Начиная с сегодняшнего дня, ладно? — Это наконец их заткнуло.

Я потратила всю дорогу, чтобы успокоиться по поводу родителей. Я заехала за церковь и припарковалась на полукруглом подъезде, за машиной Августа. Задняя дверь церкви была открыта и прижата камнем размером с кулак. Зайдя вовнутрь, я рассмотрела возможность спуститься по ступеням, но решила подождать старый скрипящий лифт.

Когда двери лифта скользнули в стороны, я оказалась в комнате Группы поддержки с обычным кругом стульев. Но теперь я видела только Гаса в кресле-каталке, худого, как упырь. Он смотрел на меня из центра круга. Он ждал, пока откроются двери лифта.

— Хейзел Грейс, — сказал он, — ты восхитительно выглядишь.

— Да, я знаю.

Я услышала шарканье из темного угла комнаты. Айзек стоял за маленькой деревянной кафедрой, опираясь на нее.

— Хочешь сесть? — спросила я его.

— Нет, я готовлюсь произнести речь. Ты опоздала.

— Ты… эмм… что?

Гас показал рукой, чтобы я села. Я вытащила стул на центр круга рядом с ним, когда он повернул кресло так, чтобы находиться лицом к Айзеку.